Северный Кавказ в русском публичном сознании — регион, где большое количество неприятностей. И из которого, возможно, реже, чем прежде, но приходят, в большинстве случаев, нехорошие новости. В это же время в республиках Северного Кавказа имеется хозяйственный и экономический опыт, которым они имели возможность бы поделиться с вторыми регионами страны, и более того, подарить модель развития, которая снизит социальную напряженность в масштабах всей России.
Именно на Северном Кавказе сложился хозяйственный уклад, в базе которого массовое предпринимательство. Экономисты предпочитают именовать это «самозанятостью», словом, которое имеет в России пара негативный оттенок — это в большой степени теневая экономика.
К тому же, в стране, в которой считается, что локомотивом развития смогут быть лишь большие проекты, меняющие уклад и среду судьбы людей, к массовому низовому предпринимательству прохладное отношение.
Но его значение для региональных экономик республик Северного Кавказа нельзя недооценивать. В Кабардино-Балкарии, по оценкам Дениса Соколова, одного из самые заметных экспертов, занимающихся полевыми изучениями в регионе, бюджет нелегальной, теневой, «приусадебной» экономики в республике сравним с официальным бюджетом региона.
Массовое предпринимательство либо самозанятость поразительно отличает любую северокавказскую республику от любой области центра России.
В Брянской области, где плотность населения в два раза ниже, чем в Кабардино-Балкарии и в четыре раза ниже, чем в Ингушетии, а пригодных для применения земельных ресурсов многократно больше, учитывая отсутствие разрежённость и гор лесов, «низового» предпринимательства нет по большому счету.
«Небольшой бизнес сосредоточен в городских поселениях в сфере торговли и обслуживания», — пишут по этому предлогу в исследовательских работах Высшей школы экономики. Весьма слабо развит небольшой бизнес в сфере сельского хозяйства, мало производственных фирм, не развито ремесло.
Статистика говорит о том, что львиную долю «оптимистичных» показателей снабжает работа одного-двух относительно больших фирм, довольно часто в сфере переработки и производства молока. К примеру, в всецело сельскохозяйственном Дубровском районе Брянской области, статистику производства в прошлом году, «сделал» местный молочный комбинат, что принес приблизительно 750 из 800 миллионов рублей доходов, заработанных районом по статье «промышленность».
На 3290 приусадебных хозяйств в этом районе приходится лишь 12 фермерских хозяйств, восемь более больших агропредприятий и ни одного частного предприятия, где занимались бы небольшим производством либо ремеслом.
У нас нет точной статистики развития «приусадебной» экономики в республиках Северного Кавказа по очевидной обстоятельству — она в большой степени в тени. И исходя из этого федеральная статистика в замысле занятости населения не даст нам ничего для сравнения центральных регионов и регионов Северного Кавказа.
Но зная «поле», и ориентируясь на материалы изучений социологов, мы можем сделать кое-какие выводы.
В поселке Верхняя Балкария в Кабардино-Балкарии, где пригодной для возделывания почвы мало, в главном это террасы рядом с населенным пунктом, выше уже пастбища, выращивается картофель в таких масштабах, каковые разрешают практически каждой семье вывозить его для оптовой продажи кроме того в Ростов-на Дону и Москву.
В Дагестане имеется села, каковые имеют собственный личный профиль хозяйственной деятельности. К примеру, кумыкские села мукомолов. Их продукцию также увозят в другие регионы.
Имеется поселения, снова таки в Дагестане, где массово заняты производством мебели. Достаточно заявить, что не меньше десятой части рынка отечественной обуви России производится на «домашних» фабриках Махачкалы.
Нельзя сказать, что «самозанятые» процветают. Но по оценкам социолога Дениса Соколова, в Кабардино-Балкарии годовой домашний доход малых фирм находится в суммах между 300 и 500 тысячами рублей.
В сельских районах Брянской области средний годовой доход трудящегося на местных фирмах варьируется от 150 до 200 тысяч рублей. Имеющиеся в распоряжении ресурсы приусадебного хозяйства, не употребляются в бизнес-целях.
Наряду с этим нельзя сказать, что в среднем обитатели сельских регионов центральной полосы живут беднее обитателей северо-кавказских регионов. Но их доход в главном зависит от «отходничества», трудовой миграции в большие города, наряду с этим местный ресурсный потенциал фактически не употребляется.
Массовое «низовое» предпринимательство весьма позитивно воздействует на понижение социальной напряженности в регионах Северного Кавказа. И по оценкам исследователей, подавление данной экономической активности крупным бизнесом и властями, станет причиной детонации напряженности в регионе.
Но кроме этого, массовое производство формирует смежные рынки, запуская переработку, дает возможности для развития сопутствующих сервисов, к примеру, грузоперевозок. Скажем, массовое производство конкретной агрокультуры формирует необходимый на самом деле рынку ее избыток, что подтягивает переработку, куда уходят по сниженной цене излишки, не востребованные розницей.
Возвращаясь на Брянщину, мы можем видеть теоретически большой потенциал сельского хозяйства. Но за исключением картофеля и частично яблок, нет культур, каковые были бы «хедлайнерами» развития агроиндустрии. Соответственно нет условий для зарождения малого бизнеса в сфере переработки продуктов питания. По причине того, что в условиях пускай не недостатка, но адекватного спросу предложения, переработчику было нужно бы брать сырье по рыночным стоимостям, что полностью невыгодно.
Несложнее говоря, дабы условно начать производство домашнего варенья сперва, необходимо вырастить малину. На рынке излишков нет.
На Северном Кавказе такие условия уже давно сложились, и это подтянуло смежные отрасли.
В данной же плоскости находится ответ на вопрос, из-за чего как раз в Дагестане не так в далеком прошлом были самые острые протесты водителей-дальнобойщиков из-за введения совокупности «Платон».
Кроме того, что регион транзитный, кто-то обязан доставлять продукцию местных товаропроизводителей на рынки вторых русских регионов. Работа в транспортной отрасли — один из значительных доходов обитателей республик Северного Кавказа.
«Заметная часть дагестанских водителей-дальнобойщиков встроена в хозяйственные цепочки, от бесперебойной работы которых кроме самого перевозчика зависят еще десятки вторых их семей и работников в Дагестане и, к примеру, в Подмосковье. В сельском хозяйстве республики достаточно распространена схема, в то время, когда фермер, наладивший реализацию товара где-нибудь в Центральной России, имеет в том месте собственную базу для хранения овощей либо докорма скота.
Таковой фермер нанимает постоянных водителей-дальнобойщиков (а в некоторых случаях и получает собственную фуру) для перевозок между его точкой и дагестанскими угодьями в втором регионе. Чем выше сборы с перевозчиков, тем ниже рентабельность таких межрегиональных хозяйств.
Но в рискованном положении оказываются не лишь они. Имеется неподалеку от Махачкалы, на пример, село с более 5 тыс. обитателей, главная часть которых занята кустарным изготовлением муки. Большие потребители их продукцией не интересуются, но десятки местных и, к примеру, ростовских водителей-дальнобойщиков систематично ездят в село за товаром, дабы позже оптом перепродать его на рынках.
Разумеется, что от трансформации совокупности сборов первыми страдают не громадные транспортные компании, а как раз такие „свободные агенты“. А их уход с рынка ставит под угрозу благополучие целых сел», — писал по предлогу этих протестов в РБК исследователь Константин Казенин.
Массовое предпринимательство на Северном Кавказе сложилось не благодаря стране, а скорее, вопреки национальной политике, которая мыслит «кластерами». Данный опыт как бы не «признан» в качестве рационального опыта экономразвития.
И тем более, ни при каких обстоятельствах до сих пор не было дискуссии о его вероятном повторении в вторых регионах.
на данный момент, напротив, небольшой бизнес в республиках юга России находится в условиях все возрастающего давления со стороны большого бизнеса, что тут вступает в прямую борьбу с «самозанятыми» за рынки сбыта. Исходя из этого может расти административное давление на «теневиков», а попытки страны сделать сферу прозрачной, на самом деле будут политикой по выдавливанию предпринимателей из их ниш и заменой освободившихся мест на рынке продукцией больших компаний.
Среди экспертов по региону также нет единого мнения относительно того, какой путь развития, через небольшой бизнес либо через «кластеры», даст больше преимуществ в возможности. Но необходимо не забывать, что демографические условия на Северном Кавказе и в центральных областях совсем различные.
И это ответственная обстоятельство, из-за чего опыт юга возможно использован в областях центра, Нечерноземья и, быть может, шире.
На юге проблемой есть вопрос, куда деть молодежь, возможностей для самореализации в различных сферах не так много, как людей. В центральных и не лишь регионах России не столь деятельно как прежде, но длится депопуляция.
В среднем с 1989 года сельские районы большинства областей центра России утратили около пятой части населения. И с одной стороны, это трудится на понижение социальной напряженности, потому, что не столь высока борьба за жизненное пространство.
Но в действительности растет давление на страну, которое будет вынуждено всегда поднимать уровень социальных затрат, нужных для содержания стареющего инфраструктуры и населения, которая снабжает его уровень качества судьбы.
А трудовой ресурс, и так немногочисленный, утекает в громадные города в сферу обслуживания, где низкие доходы и низкий потолок самореализации. Вся эта масса «вечных кассиров «Пятерочки» и будет движущей массой социальных протестов в России в ближайшие десятилетия.
Как раз чтобы покинуть этих людей на месте, разрешить возможность развить им их «исконный» ресурсный потенциал, а вместе с тем снизить напряженность и вдохнуть жизнь в медлительно угасающие сельские регионы весьма понадобится северокавказская модель малого бизнеса. Она не снабжает жизненных прорывов, но дает стабильный доход и каждодневную работу.
Антон Кривенюк, специально для «NOVOSTI-DNY.Ru»
Северный Кавказ | Правила судьбы 100-летнего человека
