Современная модель гуманистической психологии рисует людскую личность в виде строения, в подвале которого замурован дракон. Дракон воплощает собой накопившуюся в нас боль, в то время как стенки подвала символизируют предохранительную стратегию, разрешающую нам забыть о боли.
В случае если вступить в схватку с драконом, он может показаться огромным. Но в случае если с ним подружиться, может оказаться, что он не столько пугает, сколько напуган сам, и сторожит скрытое сокровище.
Как мы принимаем мир? Мы конструируем его, исходя из собственного опыта, в свете отечественного жизненного пути. Сам стиль отечественного поведения — отечественные реакции, отечественные склонности и многие отечественные слабости — определяется тем, как мы обучились выживать, в то время, когда были младенцами, и позднее — как мы обучались выживанию в ходе социализации.
Отечественная личная история всегда живёт в нас. От нее не отмахнуться. Но в отечественных силах снизить ее влияние.
Потребность в самозащите. Отечественное развитие — во внутриутробной судьбе, в младенчестве, в юные годы — постоянно побуждается изнутри. Существует несоответствие между нашими условиями и внутренними нуждами внешнего мира, так что нам приходится накапливать стратегии приспособления к тем условиям, в то время, когда отечественные потребности не находят удовлетворения.
В случае если отечественные потребности удовлетворяются вовремя и как следует, мы остаемся открытыми миру, собственной матери, собственной семье и привыкаем ощущать себя прекрасно. Но в случае если многие отечественные фундаментальные потребности остаются неудовлетворенными, тогда большое количество энергии уходит у нас на освоение стратегий выживания, спасения от неприятностей и боли.
Внутренний стратег. Интерпретатор играется важную роль в создании защитных стратегий.
С самых первых дней, в то время, когда появляется какая-то трудность, он решает, как ее преодолеть, забыть о ней, отвернуться от нее либо ликвидировать ее. Он владеет необычной свойством ограничения боли, сужения отечественных переживаний так, дабы свести к минимуму страдание.
Те стратегии, каковые оказываются действенны, каковые оказывают помощь приглушить боль, интерпретатор склонен применять опять и опять.
Сначала, в течении внутриутробной судьбе, рождения, младенчества, детства, подросткового и юношеского возраста и всей взрослой жизни интерпретатор осмысливает все происходящее с нами, смягчает болезненные, неприятные и неприемлемые нюансы отечественного существования и снабжает логическим объяснением наше поведение и наши переживания. Подобно въедливому редактору, мы обучаемся редактировать новости, пересекающие границу между «внутренним миром» и «внешним миром».
Сознание и бессознательное. Те переживания, каковые нам приятны и каковые мы вычисляем приемлемыми, мы допускаем в отечественное сознание. Те же, каковые нас ранят либо тревожат, интерпретатор отвергает либо подвергает цензуре, и они оседают в бессознательном.
Но они сохраняются в бессловесных сферах отечественного разума. Потому, что они невыразимы словами, мы можем чувствовать их как эмоции, как физическую боль, неудобство либо беспокойство. Не владея словесным языком, они проявляют себя в не столь очевидной форме, направляя отечественное поведение либо затрудняя его, воздействуя на интонации отечественного голоса, жесты и мимику, позу, самооценку, убеждения и установки — а также на выбор супруга.
Узнавание боли. глубина и Интенсивность ветхих травм может существенно различаться. Легко представить себе боль, затаившуюся в глубинах разума ребенка, что рос в Эфиопии, Северной Ирландии либо в Бейруте финиша XX века либо во Вьетнаме в 60-70-х годах.
Поведение, обусловленное более «цивилизованными» лишениями, в большинстве случаев тяжелее выявить. Для большинства из нас травматический опыт определяется внутриутробным дистрессом, огорчениями и трудностями рождения в ходе взросления.
Евгений Гильбо об образовании
